Читает, Ольга Щетинникова, корреспондент «Арктик-ТВ».

«Милая Тонечка!

Я не знаю, прочитаешь ли ты когда-нибудь эти строки. Но я твёрдо знаю, что это последнее моё письмо. Сейчас идёт бой жаркий, смертельный. Наш танк подбит. Кругом нас фашисты.

Мы остались вдвоём - Павел Абрамов и я. Мы воины и не боимся умереть за Родину.   Я сижу в изрешеченном и изуродованном танке. Жара невыносимая, хочется пить. Твой портрет лежит у меня на коленях. Я смотрю на него, на твои голубые глаза, и мне становится легче - ты со мной.  22 июня, когда объявили войну, я подумал о тебе, думал, когда теперь вернусь, когда увижу тебя и прижму твою милую головку к своей груди? А может, никогда. Ведь война...

Когда наш танк впервые встретился с врагом, я бил по нему из орудия, косил пулеметным огнём, чтобы больше уничтожить фашистов и приблизить конец войны, чтобы скорее увидеть тебя, мою дорогую. Но мои мечты не сбылись...

Танк содрогается от вражеских ударов, но мы пока живы. Снарядов нет, патроны на исходе. Павел бьёт по врагу прицельным огнём, а я «отдыхаю», с тобой разговариваю. Знаю, что это в последний раз. И мне хочется говорить долго-долго, но некогда. Ты помнишь, как мы прощались, когда меня провожала на вокзал? Ты тогда сомневалась в моих словах, что я вечно буду тебя любить. Предложила расписаться, чтобы я всю жизнь принадлежал тебе одной. Я охотно выполнил твою просьбу. У тебя на паспорте, а у меня на квитанции стоит штамп, что мы муж и жена. Хорошо умирать, когда знаешь, что там, далеко, есть близкий тебе человек, он помнит обо мне, думает, любит. «Хорошо любимым быть...».

Сквозь пробоины танка я вижу улицу, зелёные деревья, цветы в саду яркие-яркие.

У вас, оставшихся в живых, после войны жизнь будет такая же яркая, красочная, как эти цветы, и счастливая... За неё умереть не страшно... Ты не плачь. На могилу мою ты, наверное, не придёшь, да и будет ли она - могила-то?».

Александр Голиков.

28 июня 1941 г.